Зима. Вячеслав Рыбаков Возможно, кто-то, как и он, еще отсиживался в подвалах, убежищах, бункерах. Возможно, кто-то еще не замерз в Антарктиде. Вполне возможно, в стынущих темных глубинах еще дохаживали свое подлодки, снуло шевеля плавниками винтов и рулей. Все не имело значения. Этот человек ощущал себя последним и поэтому был последним. После того как над коттеджем прогремели самолеты ? бог знает чьи, бог знает куда и откуда, ? подвал затрясся, едва не лопаясь от переполнившего его адского звука, ? сверху уже не доносилось никакого движения, только буря завывала. Человек едва не оглох тогда и не скоро услышал, что малышка проснулась ? перепуганно кричит из темноты, заходится, давится плачем. Конечно, это были самолеты ? один, другой, третий, совсем низко. Зажег фонарик. Пошатываясь, ? для себя он не успел захватить никакой еды, а прошло уже суток четверо, ? побежал к дочери. Бу-бу-бу! Кто это тут не спит? Страшный сон приснился? Фу, какой противный сон, давай его прогоним, вот так ручкой, вот так. Прогна-а-али страшный сон! Спи, не бойся, папа тут. Все хорошо. Примерно через сутки ударил мороз. Ледяные извилистые струйки медленно, словно крупные хлопья снега, падали сверху, с потолка, затерянного в темноте. Теплые вещи летом хранились здесь ? повезло, ? и человек все нагромоздил на малышку, только свое пальто надел на себя. Где-то он читал об этом или слышал ? вся дрянь, гарь, миллионы тонн гари и пыли, которые взрывы выколотили из земли, плавали теперь в стратосфере, пожирая солнечный свет. Малышка стала плакать чаще, чаще звала маму, чаще просила есть, ? человек экономил молоко и все кутал ее, все боялся, что она простудится. Гу-гу-гу! Кто это тут не спит? Ночь на дворе, видишь, как темно ? хоть глаз коли. Мама утром придет. ?Мама? она уже две недели как выговаривала, а ?папа? никак не хотела, это его очень огорчало, хотя он и не подавал виду, посмеивался. Потом все как-то сразу подошло к концу. Когда малышка вновь захныкала, человек едва мог встать, едва нащупал коченеющими руками свой фонарик ? пустил в потолок обессилевший красноватый луч. Высветился стол, кроватка под ворохом одежды, тонущие в тени шкафы и стены. Человек слил остатки воды в кастрюлечку, из коробка достал последнюю спичку, из шкафчика ? последний пакет молока, уже до половины пустой, из аптечки ? снотворное. Растолок все таблетки. Снял с полки очередную книгу, разодрал, ? чиркнув спичкой, зажег бумагу под кастрюлькой. Стало светлее, подвал задышал, заколыхался в такт колыханиям рыжего огня. Резало привыкшие к темноте глаза. Но человек смотрел, читал напоследок ? раньше, в толчее дел, некогда было перечитывать любимые книги, теперь дела уже не мешали. ?Нет! Не в твоей власти превратить почку в цветок! Сорви почку и разверни ее ? ты не в силах заставить ее распуститься. Твое прикосновение загрязнит ее, ты разорвешь лепестки на части и рассеешь их в пыли. Но не будет красок, не будет аромата. Ах! Не в твоей власти превратить почку в цветок. Тот, кто может раскрыть почку, делает это так просто?? Пламя медленно, словно лениво, ползло по странице, переваривало ее, и страница ежилась, теряя смысл. Оставались хрупкие, невесомые лохмотья. Сюда нальешь воды, на две трети бутылочки примерно. Уразумел? И в воде разогревай. Мы всегда превыше всего ценили мир, говорил человек в экране энергично и уверенно. Если нам понадобится еще пятьдесят ракет, мы развернем все пятьдесят, и никто нам не помешает. Мы руководствуемся только своими интересами и своей безопасностью. Вашей безопасностью! Мы не устаем бороться за мир с оружием в руках везде, где этого требуют жизненные интересы нашей страны. Перестань косить в телевизор. Одно и то же бубнят каждый день. Мир, мир, ? а переезд третий день починить не могут? Попробуй обязательно, не перегрел ли. Да не рукой пробуй, а щекой! Она чмокнула его в щеку. Ой, у тебя и щеки-то ничего не поймут, я тебя до мозолей зацеловала. Или не только я? Не уезжай, попросил человек. Я к вечеру вернусь. Отец очень звал, супу вкусного хочет. Ну я же к вечеру вернусь. А ты оставайся тут за родителя. Научишь ее ?папа? говорить, пока я не отсвечиваю. Ой, как я буду назад спешить, мечтательно проговорила она и пошла к станции, а он остался за родителя. Когда согрелось молоко в стеклянной бутылочке с мерными щербинками на боку, он высыпал туда порошок и тщательно разболтал. ? Соображаешь, чем пахнет? ? спросил он хрипло и попробовал бутылочку щекой. ? Сейчас папа тебя накормит. Услышав слово ?накормит?, она завозилась, пытаясь выпростать руки из-под укрывавшей ее рыхлой горы. ? Папа, ? отчетливо сказала она, когда человек перегнулся к ней над сеткой кровати. Поспешно зачмокала, скривилась ? горьковато, ? но ни на миг не выпустила соску, только смешно морщилась, вразнобой перебирая мышцами маленького лица. ? Вот умница, ? приговаривал человек, свободной рукой поддерживая пушистый теплый орешек ее головы. ? Вот молодец? Как славно кушает? Она все-таки высвободила руку, он стал запихивать ее обратно, он и теперь боялся, что она простудится. Не сбавляя темпа, она шумно дохлебала последние капли, отодвинула его руку и, удовлетворенно смеясь, вцепилась крохотными пальцами в щетину на его подбородке. Он ткнулся в гладкую кнопку ее носа, потерся лбом, щеками ? она хохотала, повизгивала. ? Гу-гу-гу. У кого это носик такой маленький? У кого это ручка такая тепленькая? Гли-гли-гли! Ну, будет, будет, не балуйся, а то молочко обратно выскочит. Он так и стоял, пока пальцы ее не разжались и рука не упала. Она уснула, как тонет камень. Он опустился на стул рядом с кроваткой, сжался, точно ожидал удара. Ее дыхание, отчетливо слышное в морозной тишине, стало затрудненным, легонечко булькнуло на выдохе и разорвалось. Скорчившись, он ждал ? но она не дышала. Он не мог поверить, что все случится так просто. Но она не дышала. Фонарик угасал час за часом, вот уже лишь нить красновато тлела ? она по-прежнему не дышала. Он встал ? оглушительно скрипнул стул, ? попятился, сбил на пол кастрюлечку со своей последней водой. От грохота, казалось, лопнули уши. Надсаживаясь, едва не падая от усилий, откинул, уже не боясь ничего снаружи, массивную крышку люка, и внешний воздух холодным комом рухнул вниз. Шумные порывы морозного, сладковатого ветра привольно перекатывались в темноте. Под ногами ? ковер и осколки. Сколько же здесь рентген? Вслепую сделал несколько шагов; ударившись о косяк, выбрался из гостиной в коридор. Ведя рукой по стене, добрался до наружной двери и изо всех сил оттолкнул ее от себя. Он едва устоял. Ледяной поток, наполненный хлесткой снежной крупой и пеплом, словно водяной вал, ударил в грудь, ободрал лицо. Человек вскинул руки, заслоняя глаза, и только теперь бутылочка выпала из окостеневших пальцев ? со стеклянным стуком, едва слышным в реве ветра, она скатилась по невидимым ступеням. Где-то неподалеку протяжно скрипели платаны. Слепота была нестерпима, до крика хотелось хоть на секунду разорвать ее ? или выцарапать себе глаза. Истертый, избитый ветром, он дополз до гаража. Скуля от бессилия, долго не мог попасть внутрь. Замерз замок, у двери намело. Протиснулся. Залез в машину. Захлопнул дверцу, отсекая влетавшие в кабину вихри, и от блаженства на несколько минут потерял сознание. Когда он уже отчаялся завести мотор, мучительное урчание стартера в какой-то раз все же сменилось мягким рокотом, нелепо уютным в этом аду. Машина преданно дрожала, как всегда. Машина была жива. Человек включил фары и, захлопнув лицо ладонями, закричал от свирепой боли, от беспощадного удара света. Перед намертво зажмуренными глазами пульсировало ослепительное изображение ? изломанные деревья с примерзшими к ветвям тряпочками листьев и черные, сникшие цветы в снегу и пепле. Струи поземки летели навстречу, косо пересекая шоссе. Машина вспарывала их, колеса то и дело скользили по ледяной крупе, зависали, отрываясь от покрытия, и тогда ревущая буря грозила смахнуть машину с дороги. Некоторое время человек бездумно соблюдал рядность; потом, когда фары высветили днище опрокинутой громады контейнера, ушел влево и со странным чувством мертвенного освобождения пустил разграничительный пунктир под кардан. Один раз где-то далеко ? за городом, за мысом, в открытом море ? полыхнула долгая голубая зарница. Что-то горело? Взорвалось? Или война еще шла? Он обогнал окаменевшую колонну армейских грузовиков и бронетранспортеров ? многие перевернулись, свалились с шоссе, когда на них обрушилось? что? Вокруг выступов на корпусах крутились снежные вихри. Он притормозил ? машину слегка занесло и долго волокло боком. Прикрывая лицо, вышел наружу. Ветер ошеломлял, душил, незастегнутое пальто рвало плечи, взлетая к затылку. Влез в один из кузовов. Смерзшейся грудой лежали ледяные манекены в полевой форме. Некоторые успели достать противогазы, некоторые даже успели их надеть. Выдрал из груды один автомат, потом другой. Волоча в каждой руке по автомату, доковылял до машины. Снегопад усиливался, ? бешеная, сверкающая пляска в лучах фар, и тьма вокруг. Город не очень пострадал. Видимо, бомба взорвалась где-то южнее, в районе химкомбината ? поговаривали, что там выполняют заказы военного ведомства. Наверное, оттуда и тянуло странным сладковатым угаром. Часто приходилось разворачиваться у завалов, у перевернутых автобусов и машин. Один раз автомобиль будто въехал на каток; всю улицу, и бог знает сколько еще улиц, залила лопнувшая канализация. Его опять сильно занесло, он едва не врезался в растоптанный девятиэтажный дом, прокопченный долгим пожаром. Здесь он тоже предпочел вернуться и поискать объезд. По знакомой лестнице поднялся на третий этаж. Поставил автомобильный фонарь на пол, долго возился с ключами ? не слушались пальцы. Потом не открывался замок. Наконец вошел. Словно бы вышел обратно на улицу. Здесь, за столь надежно запертой дверью, здесь, где всегда еще с порога охватывало чувство тепла, уюта и покоя, выла и вихрилась та же пурга, опаляла щеки, стены обросли серыми от пепла сугробами, и край пола ? неровный, иззубренный ? обрывался в пустоту. Там несся снежный вихрь, глубинно мерцая от света фар внизу. И она, присыпанная пеплом и снегом, лежала лицом вниз на полу кухни, и кастрюля из-под супа лежала в полуметре от ее головы, и кусочки мяса, моркови, сельдерея вмерзли в твердую, заиндевелую кипу волос. Тесть был, как всегда, в кабинете. Здесь часть стены внесло внутрь, и она, раскрошив книжный шкаф и письменный стол, распалась на несколько плоских обломков. Трещины были плотно забиты черным снегом. Из одной неловко торчали пальцы, сжимавшие шариковую ручку. Человек едва не разорвал себе руки в тщетных попытках сдвинуть обломки, потом вернулся на кухню, осторожно оторвал от пола жену ? на одежде и на обожженной щеке ее торчали тоненькие, неровные крылышки мутного льда. Он обломал их и, зацепив двумя пальцами фонарь, вышел на лестницу. Прислонив жену к стене, аккуратно запер дверь. У машины, мерно мурлыкавшей на холостом ходу, он оглянулся на дом. Была какая-то запредельная насмешка в гротескно решетчатой обнаженности сотен одинаковых клеток. Вон там жил кибернетик, в которого жена одно время была влюблена, вон там, где смятое пианино свесилось в пургу. Вспоминая, как ревновал, он открыл дверцу и хотел, как всегда, усадить жену рядом с собой, но она не помещалась, она замерзла, вытянувшись. Он уложил ее на заднее сиденье. Возле магистрата новая мысль пришла человеку в голову. Крепкое, старинное здание, фасадом обращенное к северу, удивительно уцелело. Уцелели почти все стекла. Уцелели рвущиеся, хлопающие по ветру флаги по обе стороны парадного подъезда. Тормозя, человек проехал мимо ушедшей в снег важной машины; внутри темнел, запрокинувшись, ледяной манекен шофера ? он так и не дождался пассажира. Обдирающая, как наждак, пурга ворвалась в кабину. Визгливый грохот распорол шипение и завывание, летящие клубы снега озарились пульсирующим оранжевым светом. Приклад колотился о плечо. Беззвучными призрачными водопадами стекла фасада срывались в пляшущую мглу, один из флагов вдруг отделился от стены и, напряженный, как парус, косо полетел вниз. Короткий красный огонь выплескивался из дула. Глаза слепли от леденеющих на щеках слез, руки свело судорогой ? но от ужасающей пошлости, претенциозности происходящего его тошнило. Потом тошнота не прошла ? усилилась, начались спазмы, а желудок давно был пуст, и лишь немного желчи выбросилось в рот. Задыхаясь, человек хотел выплюнуть желчь на лежащие в снегу пустые автоматы, но тут из носа хлынула кровь ? кровь в нем еще была. Сколько же здесь рентген? У него звенело в голове, все качалось. С женой на руках он спустился в подвал, уложил ее на диван. Накрыл своим пальто, подоткнул в ногах, чтобы ей было теплее. Прилипший к пальто снег не таял. Автомобильный фонарь наполнял подвал бесчеловечным белым светом. Что-то пробормотав, человек поспешил обратно, наверх. Через несколько минут вернулся, неся полупустую бутылку коньяку. Закрыл люк ? крышка лязгнула, рухнув в пазы, и завывание ветра сразу стало далеким и не важным. Налил в рюмку. С губ в спокойном морозном воздухе слетал пар. Пригубил, зашелся кашлем, расплескивая ледяной коньяк. Едва переведя дух, отчаянно выпил, налил снова, рюмка колотилась в его руке, тускло отблескивающие капли слетали с кромки стекла. Снова выпил, спеша, но зубы у него все равно стучали. Оторвал рюмку от губ, и она, лишившись опоры губ, заплясала в пальцах и выпрыгнула из них, сверкнула в сторону, в тень. Сел на край дивана, сбросил пальто на пол ? разлетелись рыхлые полоски снега, ? ковыляющими пальцами раздергал красивую тесьму у ворота, стал сдирать блузку, надетую, как он любил, на голое тело. Тонкая отвердевшая ткань отделялась вместе с кожей, ошпаренной разливом супа. Едва не падая от поспешности, бросился к аптечке, щедро смазал бурые проплешины мазью от ожогов. Потом выплеснул на ладонь немного коньяку и принялся растирать не захваченную ожогом кожу. Хрипло дыша, пристанывая при каждом вздохе, человек работал исступленно, точно боялся опоздать. Через некоторое время, вдруг спохватившись, поднес горлышко к ее губам, попытался, невнятно и ласково воркуя, разжать ей челюсти и дать выпить глоток. Не сумел. Снова плеснул на ладонь. Вдруг замер, ошеломленный догадкой, ? задергалось иссеченное пургой лицо. ? Она не умерла!! ? закричал он и с удвоенной силой принялся растирать жесткое, как настывший камень, тело ? кожа лохмотьями ползла с его ладони, по животу и груди жены потянулись первые, легкие полосы крови. ? Глупенькая, а ты что подумала? Дуешься на меня ? а сама не поняла! Я снотворного ей дал, снотворного! Она проснется утром и позовет тебя опять, и что я ей скажу? Она тебя ждет, зовет все время, только ?мама? и говорит! ? разогнулся на миг, поднял глаза на кроватку и увидел сидящего на стуле мужчину в грязной, не по погоде легкой хламиде до пят. Окаменел. Гость ? смуглый, бородатый и благоуханный ? безмолвно смотрел на него, и свет фонаря яркой искрой отражался в его больших печальных глазах. Человек медленно поднялся. ? Ну вот? ? хрипло произнес он. Гость молчал. Это длилось долго. ? Думаешь, я сошел с ума? Гость молчал, его коричневые глаза не мигали. ? Хочешь коньяку? Гость молчал. Выл ветер наверху. Бутылка с глухим стуком вывалилась на пол и откатилась в сторону, разматывая за собой прерывистую тонкую струйку. ? Опять пришел полюбоваться, какие мы плохие? Гость молчал. ? А сам-то! Мы оглянуться не успели, а у тебя уже кончилось молоко! И ничего лучше меня не придумал ты! Раскрыл, называется, почку? Бог есть любовь! ? фиглярски выкрикнул он. ? Прихлопнул!! Гость молчал. ? А я отогрею их, вот увидишь, ? тихо сказал человек. По щекам гостя потекли крупные детские слезы. Несколько секунд человек смотрел недоуменно, потом понял. ? Э-э, ? сказал он и, безнадежно шевельнув рукой, снова опустился на диван. Гость упал перед ним на колени. Схватил его руку, прильнул горячим, мокрым от слез лицом. Плечи его вздрагивали. ? Не бери в голову, ? с трудом выговорил человек и вдруг улыбнулся. ? Все пустяки. ? Положил другую руку на голову гостя и принялся гладить его мягкие ароматные волосы. На вьющихся черных прядях оставалась сукровица, тянулась отблескивающими жидкими паутинками. ? Гли-гли-гли. Страшный сон приснился? Поверь, все пустяки? Не получилось раз, не получилось два ? когда-нибудь получится. Ты только не отчаивайся. ? Я тоже думал, отогрею, ? жалобно пролепетал гость прямо в притиснутую к его лицу ладонь. Худые плечи под хламидой затряслись сильнее. Бок о бок хозяин и гость вышли из дома, и груда пурги обвалилась на них. Параллельно земле мчался неистовый, всеобъемлющий поток, волшебно подсвеченный изнутри фарами машины, затерянной в его глубинах. ? Спички-то хоть найдутся? ? спросил человек. Горячая рука вложила в его пальцы коробок. Человек криво усмехнулся: ? Этого добра у тебя всегда для нас хватало? Идя на свет, он добрался до машины, вынул из багажника запасную канистру. Зубами отвернул пластмассовую крышку, вернулся к двери, затерявшейся было в пурге. Гость уже исчез ? будто привиделся. Задыхаясь, поднялся по ступеням, поставил канистру на пол коридора и пнул ногой. Канистра опрокинулась в темноту. Присев, человек подождал, пока бензин растечется. Потом, пробормотав глухо: ?Отогрею, вот увидишь??, зажал несколько спичек в кулаке и неловко чиркнул. Пламя с ревом встало едва не по всему дому сразу. С опаленным лицом человек скатился с крыльца в сугроб у самой границы гигантского гремящего костра. Стало светло как днем; оранжевая, мохнатая толща стремительного снега просматривалась далеко-далеко. Увидел, как затлела, задымилась одежда, и подумал: холодно.

Дневник замерзающего москвича.

Сутки первые 17.01.2006

Кажется, это был первый прогноз погоды, которому все поверили. Слишком ярко нам показали, что происходит в Сибири. Кадры замерзающих на лету сибиряков более чем убедительны. Москва замерла в ожидании холодов.

Ночь прошла в ожидании катастрофы. Сон был беспокойный. Снились снега, сосульки и Чубайс.

Категорически не хотел просыпаться и куда-то вставать. Подняло меня на ноги исключительно только желание помочь стране удвоить ВВП.

Намотал на себя все, что смог. Вышел на улицу. Вернулся. Намотал то, что не смог.

Долго возился с домофоном. Подъезд категорически не хотел пускать холод наружу. Наконец, не выдержав, металлическая дверь открылась, впустив внутрь толпу ошалевших окрестных собак.

На улице напугало отсутствие людей.

Пытаюсь понять, как лучше идти до метро. Если бегом ? ветер в лицо будет. Околею. Если медленно ? тоже околею.

Из окон за мной с интересом наблюдали москвичи. Во взглядах читалось ?дойдет - не дойдет??.

У дороги стояли фигурки голосующих москвичей. Некоторые из них, не дождавшись такси, так и падали на мостовую с протянутой рукой.

Странно. Дорога до метро, которая раньше занимала двадцать минут, сократилась до двух. Прав был Эйнштейн.

В метро непривычно тихо. Никто не переговаривается. Никто не читает. Все вычисляют, сколько им бежать до работы. Некоторые, вычислив, поворачиваются и едут назад, домой. Домой ближе.

На работе не нашел половины офиса. Жаль, что я не догадался не прийти.

Холод ощущается даже в Интернете. Сайты москвичей покрылись инеем. Почта тормозит. Странно, при низких температурах она должна бы работать быстрее.

Курьеров из офиса все провожают со слезами. Как в последний путь. Некоторые курьеры не возвращаются.

С ужасом думаю о том, что сбудется предсказание Чубайса об отключении энергии в столице. Вспоминая летнюю массовую отключку, внутренне боюсь, что главный энергетик все же заденет рубильник.

Дорога домой ? единственная радость дня. Так я спешил домой только после демобилизации.

Москвичей на улицах еще меньше, чем утром.

Собаки долго не пускали в подъезд. Пришлось притвориться собакой.

Неужели завтра еще один день?


Сутки вторые (ночь-утро) 18.01.2006

Вчера весь вечер готовился к ночи. Заклеил все рамы окон. Немного подумав, проделал то же самое со стеклом.

Через час вышел на улицу, залез на седьмой этаж и заклеил окна снаружи.

Программа вечера ? прогноз погоды. Смотрел ее по всем телеканалам.

Чайник ведет себя странно. Остывает быстрее, чем нагревается. Воду вскипятить так и не получилось.

На ночь зашел в Интернет. С завистью смотрю на записи в дневниках восточных зауральцев: ?на улице минус 40, советуем не выходить на улицу в одних футболках, рекомендуем рубашки с длинными рукавами?, ?ко мне в гости приезжает москвич, не знаете, что они при такой погоде носят??. Вот же закаленный народ!

Ночь прошла нервно. Долго не мог уснуть. Ну почему сегодня не пятница?!!!

Опять снился Чубайс. На этот раз его пытали Шойгу и Лужков. Требовали энергии и тепла. Чубайс не сдавался и не давал ни первого ни второго.

Итак, утро. После часовой борьбы с домофоном делаю шаг наружу. Собаки, так и не вылезшие из подъезда со вчерашнего дня, тоскливо завыли мне вслед. Они прощались.

Студентки, наученные прошлым днем, передвигаются исключительно по трое. Причем все время меняются, кто посередине. Бывает, по дороге к ним присоединяются и другие студенты. До институтов докатываются огромные шары. Впрочем, те, кто снаружи этого шара, иногда до учебы не добираются.

На перекрестках появился новый регулирующий цвет. Вместо желтого, красного и зеленого появился синий. Синий от холода регулировщик ГИБДД.

Кстати, машины ведут себя странно. Есть ощущение, что они тоже передвигаются группками.

Автомобилисты на удивление вежливы и пропускают пешеходов на переходах. Впрочем, это и понятно. Пешеходов в Москве уже почти не осталось. Это явно вымирающий вид.

Все ловят такси. Своими глазами видел, как группе из десяти человек это удалось. Такси почти не сопротивлялось.

В автосалонах новая услуга. Два обогревателя в салон.

Как ни странно, холод практически не отразился на живности Москвы. На деревьях много птиц. Похоже, мороз им не повредил. Они спокойно висят на ветках вниз головами.

Видел на остановке рыдающую девушку. Ей было жалко замерзающую себя.

Сегодня я вышел из общества защиты животных. Даешь шапки и шубы! Теплые и пушистые! Где там телефон знакомой, которая разводит хорьков?

В метро опять стало тесно. Но не потому, что много людей. Просто те, что есть, сбиваются в кучу.

Чай ? прохладительный напиток дня. Рецепт прост. Наливаешь горячий напиток. Несешь его на рабочее место. Собираешься пить. Раздается звонок. Ты быстро отвечаешь на него. Тянешься к кружке. Прохладительный напиток готов!

Все берут работу на дом. Каким-то образом это ухитряются сделать даже метростроевцы.

Стало легче общаться. Первую половину дня говорим о том, как было холодно по дороге на работу. Вторую половину дня будем говорить о том, как будет холодно идти домой.

Что будет дальше? Посмотрим.


Сутки вторые (день-вечер)

Вы когда-нибудь видели, как идут к вечному огню кремлевские курсанты? Медленно поднимается нога? задирается куда-то аж до подбородка? немыслимым образом не останавливает движения и задирается еще выше? потом опускается, не торопясь, на брусчатку. Теперь представьте, что вы сняли эту их походку на видео, а потом просматриваете на быстрой перемотке. Представили? А теперь увеличьте скорость в два раза. Именно так сегодня сменялся караул у Кремля.

Инеем покрылась вся Москва. Белые тротуары, белые деревья, белые студенты Российского университета дружбы народов.

Вторая половина дня прошла в мысленной подготовке к выходу с работы. Странно, мне впервые в жизни хотелось заночевать в офисе.

Кадр дня: заиндевевший автомобиль, из которого вылезает покрытый сосульками водитель.

Раньше я думал, что тяжело завести какаду или хамелеона. Судя по отзывам коллег, сложнее всего в эти дни завести машину.

Москвичи сошли с ума. Бегают по дорогам, не обращая внимания на сигналы светофоров и интенсивность движения, выбирая кратчайший путь к метро.

Причем у всех похожая походка: прямые руки, прямые ноги, полное отсутствие головы. Она спрятана где-то под шапкой и шарфом между плеч.

Сегодня никто не ходил без шапок. Видел только одного. Но это оказался памятник.
Впрочем, нет. К вечеру мы поняли, что это был наш курьер.

В глазах у каждого ледяная тоска.

Все вокруг отменяют встречи, походы, заказы и доставки. С утра до вечера работники заняты исключительно отменой работ.

От станций метро по окрестностям разносится пар. Пар идет от всего, что более-менее теплится. Пар ? всем понятный сигнал для всех, что туда можно бежать и там согреться. Видел, как за выпускавшим пар мужиком бежала уже не выпускавшая пар женщина. Судя по истошным крикам в темноте переулка, она его настигла.

В ряде офисов вырубило отопление. Работали в одежде. Так под утро их и нашли.

Сибиряки начали сбор теплых вещей для замерзающей Москвы. Боимся, на всех не хватит.

Ура! Прошел слух, что скоро обещали потепление! Через пару дней ночью вместо минус 37, говорят, будет минус 32! Господи, как же мы обожаем тепло!

Мне кажется, холод сводит меня с ума. Иначе как объяснить желание греть руки у электронного циферблата часов?

О нет! В новостях сказали, что стужа будет еще неделю. Что ж будет с нами ? москвичами?

На ночь смотрел фильм ?Послезавтра?. Нашел много несоответствий с реальностью. Сразу понятно, что режиссер никогда не видел настоящих морозов.

Если повезет и эта зима останется позади, обязательно сделаю себе футболку или значок с надписью: Я ? МОСКВИЧ. Я ПЕРЕЖИЛ ЗИМУ 2006 ГОДА!

Неужели завтра вставать и куда-то идти? На глаза навернулись две скупых мужских слезы. И тут же покрылись инеем.

Второй день позади.

(продолжение следует)


(с)тырено с какого-то форума, для которого, в свою очередь, кто-то стырил сие с чьего-то ЖЖ. :mrgreen:

ДНЕВНИК ЗАМЕРЗАЮЩЕГО МОСКВИЧА

Сутки третьи (утро-вечер)

Сегодня по наивности заехал в Подмосковье. Еле выбрался. Там такое творится!!! И мороз ? не самое страшное. Самое страшное то, что там до всего далеко. То есть абсолютно до всего далеко. В Москве ведь как? Ларек? Рядом. Аптека? Рядом. Метро? Ну, тоже не так чтоб слишком. А в Подмосковье, оказывается, все иначе.
Ларек? - Через парк направо.
Магазин? ? За ларьком.
Аптека? - Закрылась.
Котельная? ? Накрылась.
Метро? - В Москве.
Электричка? - Только что уехала.
Автобус? ? Не раньше парома.
Там даже до соседнего дома далеко. А тут еще этот мороз.

От холода лопается все: мосты, провода, окна. И, конечно, терпение.

В ближайшем парке белки сбиваются в стаи и нападают на продавцов семечек. Двоих уволокли прямо на моих глазах.

Динамика цен на такси в зависимости от температуры:
Минус десять ? плюс сто.
Минус двадцать ? плюс двести.
Минус тридцать ? плюс пятьсот.
Математики, объясните, где логика?

Тяжелее всего в эти дни приходится собакам. Нет, не бродячим. Бродячие как раз неплохо устроились в наших подъездах. Речь о домашних. Как бы это корректно сказать?. Скажем так, они перестали нуждаться. А и кто бы на их месте не перестал?
Представьте, приспичило вам по важному делу. Вы заскулили. А тут бац! На тебе, минус двадцать! Вначале показалось это случайностью. Заскулили вы на второй день, когда пришло время новой нужды. Получай минус тридцать! К третьему дню вы призадумаетесь, так ли уж велика эта нужда. На всякий случай, тихонечко так жалобно в глаза заглянете?. Минус тридцать пять!
Заметили, что теперь по вечерам почти нет собак, которых выгуливают? Всего три дня, и у всех собак выработался абсолютный рефлекс: можно есть, можно пить, но по нужде? Нет уж, спасибо. Идите сами. Никогда!

Страшно смотреть на тех редких собачников, которым пока еще приходится проводить эту процедуру. Поначалу из подъезда показывается собака. Она немного упирается ногами, цепляется хвостом за ручку двери (всегда думал, что на это способны только обезьянки), до нее начинает доходить, куда ее ведут. Потом появляется собачник, закутанный, как командир авиалайнера в фильме ?Экипаж?. Оба на поводке. Именно за второй поводок домашние и втаскивают собачника назад после прогулки.

В офисах, где нет курительной комнаты, все поголовно бросают эту вредную привычку. Количество бросивших абсолютно совпадает с количеством попробовавших это сделать на морозе.


И все же тенденция дня ? Москва адаптируется. И дело даже не в том, что у кого-то вырос мех (хотя были и такие случаи), и не в том, что привыкли к холоду. Скорее мы научились с ним жить. Незаметно в обиходе москвичей появились привычки, которых раньше не было.

Мы научились больше ценить и любить окружающих. Все с готовностью уступают друг другу места. Особенно утром, когда сиденья еще холодные.

Начальники стали добрыми. Вместе с подчиненными бурят полыньи в кружках с бывшим кипятком.

Мы начали уважать труд курьеров. Подобно пожарным в Нью-Йорке, эти ранее незаметные (т.к. передвигаются быстрее, чем может различить человеческий глаз) ребята стали героями. С ними все хотят сфотографироваться. Все хотят быть похожими на них. Конечно, не такими похожими, когда курьеры с мороза приходят, но внутренне.
В каждом приличном офисе теперь висят доски, на которых отмечается, сколько выходов сделал курьер. Каждый выход помечается отдельной звездочкой. Не обходится без черных рамок вокруг некоторых имен. Но их помнят. И любят. И весной, когда сойдет снег, их обязательно найдут. И назовут что-нибудь их именем. Может быть, даже те самые треснувшие мосты.

Замерзшие банкоматы стали справедливее. Одинаково обслуживают и миллионера и бедняка. Денег не выдают ни первому, ни второму.

Мы научились не звонить по мобильному телефону на улице. Если на ваш звонок вы слышите ?я перезвоню?, это не означает, что абонент занят. Это означает, что абонент ищет ближайший магазин-аптеку-библиотеку. И если найдет, он вам обязательно ответит.

И только одно омрачило нам третьи сутки. В большинстве домов закончились продукты. Вопрос дня: кто пойдет в магазин?

Увидим.

(продолжение следует)

http://oleg-kozyrev....478.html#cutid1